- Жизнь благочиния
- Просветительский центр
- Образование
Служение священническое есть крестоношение, и каждый священник страдает со Христом, и во священнике страдает Христос.
Св. прав. Исповедник Петр (Великодворский).
Сегодня мы беседуем с протоиереем Михаилом Редкиным, человеком, которого хорошо знают наши земляки. Тем интереснее услышать от него самого о том, что ему пришлось пройти за годы своего священническоого служения.
После окончания духовной академии с 1985 по 1987 год он служил в Смоленской церкви с. Гребнево Щелковского р-на Московской области.
С 1987 по 1990 год служил священником Тихвинской церкви г. Ступино, а с 1990 по 2005 год — настоятелем этого храма. С 1996 по настоящее время является настоятелем Успенской церкви с. Алешково, а с 1998 по 2001 год по совместительству был настоятелем храма Всех святых в земле Российской просиявших г. Ступино.
С 1990 по 2007 год — духовник Московской епархии, с 1991 по 1992 г. — благочинный церквей Каширского округа, с 1992 по 2001 г. — благочинный церквей Ступинского округа. С 1993 по 2002 г. — секретарь Епархиальной комиссии по миссионерской, антисектантской и антираскольнической деятельности. С 1993 по 1997 г. — член Епархиального совета.
— Я вырос в семье, где о Боге говорить было не принято. Видимо, сказалось влияние эпохи. Поэтому крестила меня бабушка, да и то тайком, как это часто было с детьми, рожденными в те далекие непростые времена.
С детства, как себя помню, влекло меня нечто невидимое, таинственное, чего я не видел в окружающей действительности, но что, я был уверен, обязательно где-то существует, и что оно прекрасно. Может быть, когда я стал постарше, это выразилось в любви к путешествиям, а затем в поисках смысла жизни.
Внешне все было как обычно: школа, институт, престижная работа. Но где-то со второго курса института то самое убеждение, что существует что-то возвышенное и ослепительно прекрасное, не принадлежащее этому миру, в котором я все более разочаровывался, несмотря на мою любовь к природе, заставило меня начать поиски.
Я записался во все крупные центральные московские библиотеки. Изучал философию, религиозные течения. Не знаю в какой момент (возможно под спудом это жило во мне с самого начала) пришло совершенно ясное убеждение: то, что я ищу — это Царствие Божие, а Христос есть истинный Бог, и именно Он, как Сам Он о Себе свидетельствует, есть Путь, Истина и Жизнь.
— Как случилось, что вы стали священником?
— После окончания института по кафедре «Прикладная математика» (это был МИЭМ, Московский институт электронного машиностроения) работал в разных по профилю государственных учреждениях: Государственный комитет по внешним экономическим связям при Совете Министров СС Р, Московский областной научно-исследовательский клинический институт имени Владимирского, Институт географии Академии Наук СС Р — ничего меня не удовлетворяло.
Чтобы окончательно разобраться в себе, подумать, посозерцать, выбрал предоставившуюся возможность отправиться в горы в гляциологическую экспедицию, где можно было наедине с собой и природой принять окончательное решение.
По возвращении устроился чтецом в известной Троицкой церкви, что на Воробьевых горах. Через год, получив рекомендацию, поступил в семинарию и окончил ее за два года. В середине последнего года обучения принял священный сан.
— А что было дальше? Служение на приходе?
— После окончания семинарии я пришел к своему духовнику, архимандриту Кириллу (Павлову) с вопросом, как быть дальше: идти на приход или продолжить учебу в Академии. К этому времени у меня было конкретное предложение: настоятель Патриаршего Богоявленского Елоховского Собора и секретарь Святейшего Патриарха Пимена протопресвитер Матфей Стаднюк предложил мне стать клириком Собора и его личным секретарем (я к тому времени в течение месяца служил там, замещая одного из священников, ушедших в отпуск).
Я к батюшке прихожу, говорю: вот такое дело. Он говорит: «Учись!» Так я остался в Академии. Закончил ее за три года. С защитой кандидатской диссертации целая история получилась. Я взял тему «Догмат Искупления» — центральный вопрос: что Христос совершил на Кресте?
Раскрыть учение Церкви о Крестном Подвиге Спасителя побудил меня тот факт, что, начиная с конца XIX века, этот центральный догмат христианства в Русской богословской мысли начал искажаться. Дошло до того, что стали критиковать не только все дореволюционные учебные пособия по догматическому богословию, но даже катехизис святого Митрополита Московского Филарета, тексты которого заучивались в семинариях наизусть. Настойчиво внедрялось в сознание людей, что Церковь не явила еще об этом своего учения, а есть только измышленные людьми теории: юридическая, нравственная и др. Но это не так. Церковь, по словам апостола Павла, есть Столп и утверждение Истины. Вся полнота Истины, по православному учению, содержится в предании Церкви.
Поэтому я решил раскрыть это учение на основании решений Вселенских Соборов, Поместных Соборов, принятых всей Церковью, и святых Отцов Церкви.
Мой непосредственный руководитель — Михаил Степанович Иванов, проректор по учебной части, мягко говоря, учил об этом, не следуя мысли святых Отцов. Его отзыв о диссертации был отрицательный. Второй отзыв написал архимандрит Георгий (Тертышников), в свое время немало потрудившийся при подготовке канонизации святителя Феофана Затворника. Он написал блестящий отзыв…
Был большой шум, потому что я, кроме всего прочего, в работе коснулся ошибочного мнения по рассматриваемому вопросу Митрополита Сергия Страгородского (впоследствии Патриарха). А тогда, в советское время, этого делать было нельзя. Лю бая критика в его адрес расценивалась как политическая неблагонадежность, даже если к политике это не имело никакого отношения.
В итоге я не защитился, а отца Георгия (Тертышникова) вынудили оставить монастырь и преподавание в Академии.
А потом было назначение на приход. Шел 1985 год. Вследствие вышеуказанных обстоятельств это был приход Смоленской иконы Божией Матери с. Гребнево Щелковского района. В шутку его называли ПОН — приход особого назначения. Название это он получил в связи с тем, что там священники находились под пристальным вниманием властей. Достаточно сказать, что именно с этого прихода арестовывали известного пастыря — священника Димитрия Дудко.
С прихожанами жили дружно. Постепенно образовалась община, члены которой, когда поменялись времена, стали членами нового Приходского собрания.
С властями было посложнее, хотя я их никогда не трогал, но и не жаловал. Вспоминается забавный эпизод, когда меня вызвали в райисполком на т.н. Административную комиссию. Приехал даже Уполномоченный Совета по делам религий по Московской области. Формальным поводом послужило то, что я в присутствии старосты пособоровал болящего члена «двадцатки», которого она пришла навестить, без оформления «за ящиком» в церкви, что было неслыханной «дерзостью». Были гневные обличения, угрозы в мой адрес. В итоге пошумели и разошлись. Последствий не было — начинали дуть перестроечные ветры.
В 1987 году меня перевели на приход Тихвинской церкви города Ступино. В 1990 году я стал настоятелем этой церкви, а в 1992 году — благочинным: сначала Каширским (в Каширское благочиние тогда входили Каширский и Ступинский районы), а затем Ступинским (после выделения по моей просьбе Ступинского района в отдельное благочиние по причине его обширности).
Начиналась эпоха возвращения храмов Русской Православной Церкви. До этого в Каширском районе был только один действующий храм — Флора и Лавра, недалеко от железнодорожного вокзала города Каширы, а в Ступинском — четыре: Тихвинская церковь г. Ступино, Покровская церковь с. Воскресенки, Преображенская церковь с. Верзилово и Троицкая церковь с. Голочелово. До последних двух добраться было очень сложно и по причине удаленности, и из-за отсутствия транспорта.
Постановлениями Каширского и Ступинского горисполкомов были переданы почти все храмы. А 15 октября 1991 г. было принято историческое решение президиума Ступинского городского Совета народных депутатов «О признании прав собственности Русской Православной Церкви», которое предписывало все храмы Ступинского района считать собственностью Русской Православной Церкви.
Но были и проблемы. Наиболее серьезным искушением явился т.н. Каширский раскол. Священник Константин Васильев, бывший тогда настоятелем Успенского Собора г. Каширы, будучи женатым и имеющим троих детей, неожиданно объявил себя епископом Лазарем, неизвестно какой юрисдикции (лжехиротонию «совершил» запрещенный в служении бывший украинский епископ Иоанн Боднарчук), забаррикадировался в храме и никого, кроме своих сторонников, туда не пускал. Храм с Божией помощью удалось освободить, после чего он решил захватить Троицкую церковь с. Лужники уже в Ступинском районе. Кульминацией нашей борьбы был эпизод, когда мы и раскольники примерно с 6 утра и до 6 вечера молились вместе в храме (потом в шутку говорили: было стояние на Угре, а у нас было стояние на Оке). Противостояние продолжалось, пока, наконец, подъехавшая милиция не решилась опечатать храм. Нам это было на руку, т.к. все правоустанавливающие документы на этот храм были к тому времени у меня на руках.
Был в этой истории трагикомический эпизод. Мы и раскольники заказали двери на храм, как потом выяснилось, у одних и тех же людей. Раскольникам их сделали на один день раньше. Когда мы приехали устанавливать свои двери — в храме уже стояли их. Это было в тот самый день «стояния». Пришлось срочно с помощью сварки снимать их двери и устанавливать свои.
Это был первый храм, который открыли с такими трудностями. Затем на средства Тихвинской церкви г. Ступино храм покрыли оцинкованным железом, поставили буржуйку (дело было под зиму) и начали регулярно служить.
Храмов было много. В Каширском районе 16, в Ступинском 46, итого 62. Собственно деятельность по открытию храмов делилась на две части: одна — административная, когда необходимо было сформировать общины и затем зарегистрировать их в органах юстиции (причем исторически это пришлось делать дважды — в связи с менявшимся законодательством), а другая заключалась в том, что нужно было начать их реставрировать и совершать богослужения.
Общин как таковых не было нигде. Нужно было приехать на место, найти людей, сформировать общину (Приходское собрание), выбрать Приходской совет, Ревизионную комиссию.
— Как вы людей искали?
— Очень просто. Приезжаешь в деревню, стучишься в дверь приглянувшегося дома, если дома кто есть - открывают. Говоришь: «Время-то какое хорошее настало, когда храм можно открыть! Вы бы не желали?» — «А как же! Кто же не желает?» — «Тогда давайте вас введем в состав общины». — «Давайте» (заранее были заготовлены специальные бланки — вписываешь имя, адрес, человек расписывается). Потом, уже вместе, идем в другой дом. Если рядом оказывается кто помоложе, просишь: «А пойди-ка, братец, собери тех, кто еще хочет». И народ потихонечку стекается. «Ну что, православные, давайте храм восстанавливать!» — «Давайте! Как хорошо-то!»
В одном месте густо, а в другом пусто. Были места такие, где еле–еле наберешь «десятку». Сформируешь в одном селе, в другом, в третьем — вот так и ездишь. Очень тогда помог отец — купил мне «шестерку» Жигулей.
Первым помощником в деле открытия храмов, а на протяжении долгого времени и единственным, была моя матушка. Она и машину толкала, когда застревали, и на клиросах пела в храмах, где хоть как-то налаживалась литургическая жизнь. Я служил, она пела (она имеет профессиональное музыкальное образование, а на клиросе пела еще до нашего знакомства).
Например, когда мы Никольский храм открыли в с. Еганово, то в течение двух лет ездили туда служить, чтобы храм жил, чтобы люди видели, что храм действует и продолжали помогать. Утром по субботам в Еганове мы всегда служили Литургию, а вечером всенощную — у себя в Тихвинской церкви.
Затем стали появляться другие помощники. И о каждом есть что вспомнить. Как-то раз мы с будущим священником отцом Владимиром Безменовым поехали в Покровскую и Васильевскую церкви с. Чиркино на УАЗике и прочно сели. Переезжали по льду речку, и посредине реки лед провалился. Хорошо, речка мелкая. Но лед спереди, лед сзади — никуда не денешься. Воскресенье, вечер… Народ среди мужиков в этот день уже, как правило, навеселе. И где кого сыщешь? Пришли в деревню, смотрим — у одного дома трактор стоит. Видим, женщина идет старенькая с ведрами. Так и так, не поможете?.. — «Да вот, трактор уж полгода не заводится!» В этот момент на крыльцо выходит ее муж. Она: «Давай, батюшке поможем!» — «Да ты что, мать, ты же помнишь, пытались сколько раз завести — ни в какую!» «Ну а впрочем, — говорит, — ладно, давай!» Тогда она воду, что в ведрах несла, в радиатор и залила. Он залез кое-как в этот трактор и с пол-оборота завел его!!! Стал, как умел, креститься, чуть ли не левой рукой, както быстро-быстро, с испугу. Потом долго он возился: трактор по льду елозит и никак не может машину дернуть, потому что она во льду стала враспор. С большим трудом УАЗик вытащил. Вот такой случай был.
Вообще случаев, когда воочию убеждаешься, как «сила Божия в немощи совершается», было много.
Раз едем как-то лесом с матушкой, застряли в песке, машина закопалась. Села на мосты. Вдруг видим, трактор едет. Тракторист говорит: «Никогда здесь не ездил!» Дернул — поехали. Через несколько дней в другом месте снова сели. Опять тот же самый тракторист едет на том же самом тракторе, но совершенно в другом месте! Ну, говорит, дела! Есть Бог!
То, как открывался Свято-Троицкий Белопесоцкий монастырь, и история до сих пор не начавшегося строительства храма в г. Ступино, которая официально тянется с 1993 года — это две отдельных больших темы, о которых, Бог даст, я расскажу в следующий раз.
— Откуда в те годы вы брали священников?
— Вопрос этот был из самых насущных. Храмы открывали, а служить некому. Епархиальной семинарии нет. Что делать? Сначала, когда начинали восстанавливаться храмы, служил сам и одновременно стал готовить к пастырскому служению активных прихожан Тихвинской церкви. В основном из тех, кто пел на клиросе, прислуживал в алтаре и кто выделялся из общей среды своим благочестием. Когда человек созревал для принятия сана, его рукополагали. Какое-то время он проходил богослужебную практику в Тихвинской церкви и, как правило, служил на каком-либо приходе, а затем получал свой приход. Вот так все приходы, практически, и были заполнены.
Два моих знакомых священника перешли в наше благочиние из других епархий. Это протоиерей Рафаил Яганов и ныне покойный протоиерей Виктор Сидорин. Отец Виктор служил в Тихвинской церкви с. Авдотьино и по всему северу благочиния был моим неофициальным помощником. В разные времена, а порой и одновременно окормлял приходы Воскресенской церкви с. Городня, БогородицеРождественской церкви с. Мещерино, Покровской церкви с. Покровское, Покровской церкви с. Марьинка, Покровской церкви с. Хонятино, Казанской церкви с. Четряково, Троицкой церкви с. Щапово, Успенской церкви с. Большое Алексеевское.
— Вы предлагали людям крест священнического служения, который по силам далеко не каждому благочестивому прихожанину.
— На самом деле без помощи Божией он никому не под силу. Святитель Иоанн Златоуст говорил, что из священников мало кто спасается. Поэтому я смотрел не только на благочестие, но и на желание посвятить служению Богу всего себя, без остатка.
— Во всех ваших рассказах и воспоминаниях как добрый Ангел присутствует матушка Тамара.
О матушке Тамаре много можно рассказывать. Познакомились мы с ней в Прибалтике под Ригой в СпасоПреображенском женском монастыре. Настоятелем монастыря был тогда известный старец архимандрит Таврион Батозский. Матушка приехала туда потрудиться и несла послушание в коровнике (пасла и доила коров, вечерами дополнительно давала им корм, чистила коровник и т.д.); одновременно пела утром и вечером на клиросе, не пропуская ни одной службы; печатала на машинке акафисты и другие необходимые для монастыря статьи и тексты. К моменту нашего знакомства она уже в шестой раз проводила свой отпуск в монастыре. При этом, находясь неподалеку от Рижского взморья, она ни разу за шесть лет не съездила туда отдохнуть — так ей был дорог каждый день пребывания в монастыре.
В Москве, проучившись один год в Гнесинском институте, матушка начала петь в Свято-Троицком храме, что на Воробьевых горах, в профессиональном хоре, а впоследствии стала регентом в этом же храме на буднях, одновременно работая в Управлении Мосэнерго. Позже она перешла петь в Никольский храм, что в Хамовнической слободе, также в профессиональный хор. Вечерами после работы во все будние дни ездила на акафистные службы в Московские храмы.
Кроме этого она вела бурную деятельность по печатанию и распространению Евангелий, молитвословов, акафистов и других духовных книг и статей, поскольку в советские времена был настоящий духовный голод. Она сама развозила и рассылала их по храмам и монастырям Московской области, а также и другим регионам, например, посылала литературу в ПсковоПечерский монастырь и на Урал. Собирала и развозила пожертвования на бедные храмы.
Когда начали открываться храмы, матушка стала председателем инициативной группы по открытию Борисо-Глебской церкви, что в Зюзино. Было много искушений, но храм все-таки открыли.
Среди многочисленных крестников матушки есть несколько человек, которые впоследствии стали священниками. Одним из них был уже упомянутых мной замечательный батюшка, профессиональный художник отец Виктор Сидорин, прослуживший в Ступинском благочинии двенадцать лет. Его матушка и три дочери — тоже ее крестницы.
— Какой должен быть у матушки характер неунывающий, несгибаемый!
— Так оно и есть. Жизнь матушки — это самое настоящее служение. Мы с 1987 по 2005 год, восемнадцать лет были на приходе Тихвинской церкви.
За неимением времени и по отсутствию других помощников я благословил ее следить за строительными работами как в храме, так и на прилегающей к нему территории. Сначала все было расчищено от завалов, а затем под ее наблюдением были выстроены новая просфорня, сарай, гараж-пятистенок, был сломан старый и выстроен новый туалет, выстроен новый кирпичный 250-метровый забор по всему периметру вокруг церкви, по всей территории храма положен асфальт, разбиты газоны и цветники, проведена вода. По ее чертежам была изготовлена новая церковная мебель.
При этом она продолжала петь на клиросе, три года была регентом на буднях. Вся документация по открытию шестидесяти двух храмов прошла через ее руки. Зимой в течение трех лет из-за того, что мы не могли найти дворника, она чистила снег, вставая каждый день в 5 утра.
Конечно, не обходилось и без огорчений. Например, нанятые рабочие порой исполняли свою работу некачественно или требовали деньги до начала исполнения работы. Много было всего. Были и завистники, распространяющие разного рода небылицы, но она на все смотрела с юмором и никогда не унывала.
Ее душевную доброту люди чувствовали безошибочно и тянулись к ней. У кого беда, горе какое — она всех поддержит, поможет. Матушка — человек совершенно бескорыстный, последнее с себя снимет, отдаст. Помогала и бомжам, тем, кто освободился из мест заключения и другим нуждающимся.
Она всегда у меня как солнышко. Для себя вообще ничего не делала никогда, да и сейчас такая же осталась. И не унывает — вот это самое главное! — ни при каких обстоятельствах.
Вот так и живем.