Зарубежная проповедь

Священник Александр Фильчаков окончил Коломенскую Духовную Семинарию, а затем и Московскую Духовную Академию. Работал в Отделе внешних церковных связей Московского Патриархата. В декабре 2002 был направлен для несения пастырского служения в Ньюкасл (Австралия), где находился 6 лет. Был настоятелем Богоявленского прихода г. Ньюкасла. 31 марта 2009 решением Синода был отозван в Распоряжение председателя Отдела внешнецерковных связей. Сегодня священник Александр делится своими воспоминаниями и впечатлениями о первом периоде своего пастырского служения.

До момента моего назначения я никогда не ездил за границу и не имел никакого представления не то что о церковном служении за рубежом, но и вообще никакого представления о жизни людей за границей.

Мы с матушкой радостно восприняли предложение ехать служить именно в Австралию. В жизни моей тогда наступил такой период, когда нужно было себя проявить именно в качестве священника. До этого я работал референтом у архиепископа Климента, первого заместителя председателя ОВЦС. Хотелось служить, проповедовать, помогать людям. Но опять же я не имел никакого представления о том, как это сможет осуществляться в условиях зарубежья. Я предполагал, что люди соберутся вокруг храма, как это можно было наблюдать в России. Ведь если священник служит, если он ответственно относится к своему делу, то и люди вокруг него собираются. Так я и полагал, что будет сформирован насколько возможно мощный, сильный приход. Планировал даже устроить расписание богослужений подобно тому, как в Московской Академии: чтобы в среду можно было Акафист читать, в субботу панихиду служить, ну, а в воскресный день, само собой, — Литургию. Но на деле вышло несколько по-другому…

Когда я приехал в Ньюкасл, православный храм там уже был. В 1994 году группа прихожан вышла из прихода, принадлежавшего Русской Зарубежной Церкви. До 1994 года в городе был только один русский православный храм. До 2000 года наш приход находился под омофором Антиохийской Церкви, и служил священник из Антиохийской Церкви. В 2000 году община была принята в юрисдикцию Московского Патриархата.

* * *

По первости я не сразу увидел разницу в церковной жизни. Но потом, в процессе служения я понял, что западный мир, к сожалению, очень сильно поглощен материальным духом.

Я ощутил, что люди, при всей своей доброте, отзывчивости и хорошем отношении ко мне и к храму, все-таки являются частью этого западного мира — даже эмигранты, которые не были рождены в Австралии, а приехали после Второй Мировой войны или даже позже, как третья волна эмиграции. Поглощенные потребительским духом, живущие на Западе, и не только наши эмигранты, в основном, к Церкви относятся как к некоей части культуры. Кроме того, многие приходят в храм только раз в неделю, в воскресный день. В течение недели духовными вещами практически не интересуются совершенно. Церковь воспринимается не только как место молитвы, но и как место для встреч. С одной стороны, это понятно. Ведь в другой стране иные условия и культурная атмосфера, не то, что в России, где большая часть населения русские и можно разговаривать на своем языке и на улице и где угодно. А там на улице, например, нет широкой возможности говорить на родном языке. Поэтому Церковь является неким этническим культурным островком, где можно встретиться с людьми, поговорить.

* * *

Прихожане нашего храма, в основном, — люди второй волны эмиграции, приехавшие из Украины, Белоруссии и из Китая. Молодых людей было не так много, особенно тех, которые регулярно ходили в храм. В основном люди молодые приходили на Рождество, на престольный праздник Крещения и на Пасху.

Храм Богоявления в Ньюкасле небольшой. С внешней стороны это дом, принадлежащий Объединенной Церкви Австралии, который был переделан под храм. Внутри все было сделано по православному: иконостас с иконами, Царские врата, престол, жертвенник — все как положено.

Когда я туда ехал, я брал с собой и крестики, и молитвословы, и иконки. Но вот когда приехал, я столкнулся с тем, что людям в принципе это не так нужно, как требуется православным в России.

В больших городах Мельбурне и Сиднее дело обстоит несколько по-другому. Например, я был у своего друга, отца Игоря Филиновского в Мельбурне — у него достаточно молодой по своему составу приход, потому что храм располагался рядом с Мельбурнским университетом. Приход был англоязычным, и православная литература на английском языке, которую они закупали, очень быстро расходилась, так же как иконки и другие предметы церковные.

У нас было не так: Ньюкасл — небольшой город. По численности он достигает 300 тысяч человек, имеет достаточно распространенную территорию, потому что дома там все практически одноэтажные. Русских среди этого трехсоттысячного населения найдется, может быть, человек 100-150. Поэтому и нужда в литературе и в иконах там минимальна. Про иконы и про крестики спрашивали только те, кто решил крестить младенцев. Крайне мало людей, которые приобщаются к церковным Таинствам. У меня за шесть лет было, около 5 крестин, 2 венчания и 5 отпеваний.

Похожая ситуация на всех приходах Ньюкасла — и у сербов, и у униатов, и у Русской Зарубежной Церкви.

Некоторые воспринимают идею покаяния, сокрушения о грехах, но для многих это вообще ненужный элемент: я хожу в церковь, ставлю свечки — что вы от меня еще хотите?! В этом больше культурологического восприятия.

Я старался практически на каждой проповеди сказать, донести до сознания прихожан, по возможности не навязчиво, что в храм надо ходить для того, чтобы участвовать в Таинствах, что Литургия — это самое важное таинство, Евхаристия, Трапеза Господня. Любыми словами объяснял: вот вы приготовили трапезу для гостей, а гости к вам не пришли — какое у вас чувство? Или, наоборот, вы готовите обед или ужин, наперед зная, что никто не придет и вам придется все это вылить или это просто пропадет. А одна женщина — она с Украины — мне предложила: может быть, тогда сделать причастие без исповеди? Я спросил: а зачем? Она: а просто людей будет больше ходить. Я ответил, что, прежде всего, важно не количество, — важно, чтобы люди понимали, что такое Евхаристия и надлежащим образом приступали к Таинству. На Пасху и на Рождество, когда люди собирались, по 10-12 причастников было. А в остальное время 2-3 человека в месяц — не считая детей.

Когда Православная Церковь находится в западных государствах, она перенимает некоторые оттенки этого западного мира. Церковь — это же люди, и они из мира приносят свои идеи в Церковь. Например, христианство без заповедей или причастие без исповеди. Ведь это же «прекрасно», когда тебя ни к чему не принуждают — просто ходи и верь в то, что Христос тебя любит. Когда я учился в Академии, нам рассказывали о западном сознании, о культуре и религиозности, и я думал: ну, не может быть такого! Ну что это значит: я верю во Христа и тем самым я спасаюсь? Этого же недостаточно, по совести?

* * *

Священник за границей очень часто воспринимается как религиозный работник. В России к священнику относятся как к человеку, у которого должны быть определенные качества, прежде всего человек должен быть духовным. Там, пока ты служишь в храме, ты еще священник, а вышел из алтаря — все, ты такой же, как и все остальные, просто у тебя такая профессия и определенные функции.

Австралийцы достаточно приветливо ко мне относились. Конечно, для них многие вещи, которые у нас в церкви присутствуют, непонятны — например, наши одеяния. Их духовенство в обыденной жизни носит специальные рубашки, «колорадки», с белой вставкой на воротнике, а у нас в подрясниках ходят — для них это не совсем понятно. Но при общении с австралийцами я заметил, они действительно доброжелательны. И как ты им представился или кто-то тебя представил (это священник, его зовут так-то), они так же и будут обращаться к тебе. Они в этом смысле очень воспитаны. А наши (я имею в виду не прихожан, а приехавших туда соотечественников) первоначально даже пытались обращаться к священнику по имени-отчеству: «А можно мы вас будем звать Александр Сергеевич?» — они порой, видимо, таким образом независимость проявляли.

* * *

Ностальгия появилась сразу после того, как я приехал. Прежде всего, я скучал по нашим продуктам, по всяким мелочам. Продукты по вкусу отличаются от наших. Хлеба черного, такого как у нас, там нет. В Мельбурне и в Сиднее еще можно купить в русских магазинах, а в нашем городе таких магазинов не было. По молочным продуктам скучал. А если говорить только о Церкви — о нашем богослужении, о нашей храмовой архитектуре, о наших песнопениях, о наших хорах — там все это по-другому. У нас был небольшой хор, но сугубо «деревенский»: мы организовывали, насколько это было возможно. И это достаточно трудно. Порой даже в российских городах и селениях найти людей, которые бы пели, сложно. А там тем более трудно найти людей, которые будут петь на русском языке, и петь красиво.

Еще ностальгия связана с Рождеством и Крещением: нельзя себе представить, как Рождество может быть без снега, без елки, хотя бы без мало-мальски низкой температуры. Крещение (престольный праздник нашего храма) приходится в самую жару, поэтому воду мы освящали на улице.

* * *

В Австралии, насколько мне известно, больше ста разновидностей религий — от языческих аборигенских культов до традиционной англиканской церкви. Если говорить о христианских конфессиях, там присутствуют англиканская, католическая, Греко-католическая (униаты), пресвитерианская, адвентисты, иеговисты, протестантские Церкви разного толка, Объединенная Церковь Австралии. Из Православных Церквей — Константинопольский, Антиохийский Патриархат, Македонская, Сербская Церковь. Есть баптисты, мормоны. Присутствуют мусульмане, иудеи, буддисты, кришнаиты тоже есть — это очень многорелигиозная, многоконфессиональная страна.

Уникальность этой многоконфессиональности в том, что они не враждуют и не конфликтуют между собой. Открытого противостояния я никогда не видел нигде.

К примеру, в общеобразовательной школе, где учится моя дочь, перед проведением каких-то мероприятий, независимо от того, кто учится в данной школе, как правило, читается молитва — естественно, на английском языке, в которой дети благодарят Бога и просят, чтобы Господь благословил их школу, их учебу. Молитва достаточно общая, конфессионально не выраженная, но все собравшиеся принимают участие, и при этом не возникает никаких конфликтов. Здесь, в России, можно слышать порой: «Почему из-за нескольких православных нужно преподавать предмет «Основы православной культуры?» — или наоборот, много православных, но несколько детишек из иудеев или мусульман в классе учится, и из-за этого возникает противостояние и конфликт.

В Австралии все конфессии мирно сосуществуют. Пожалуйста, мусульмане могут свое изучать, иудеи — свое. Мне говорили, что в сиднейских школах по пятницам учеников-мусульман на автобусе специально увозили на их молитву, потом вновь привозили.

* * *

Конечно, несмотря на трудности, с которыми мне пришлось там сталкиваться, я приобрел другой опыт общения с людьми. Здесь, в России на больших приходах священник порой просто не в состоянии уделить всем время, и если даже людям хочется пообщаться со священником, задать ему вопрос — не всем это удается за многолюдством. В Австралии приходы маленькие и духовенство очень доступно, люди привыкли, что им уделяют достаточно большое время — не минуту-две, а порой даже и час, и два, иногда и по телефону бывают долгие разговоры.

Еще я увидел, что жизнь прихода может быть несколько иной, чем в России. У нас Церковь живет на добровольные пожертвования прихожан, на спонсорскую помощь. Там Церковь живет на те средства, которые собираются от богослужений, и на средства, которые получаются в результате благотворительной деятельности, осуществляемой самим приходом. В России я такого никогда не наблюдал. Община, например, лепила пельмени на продажу или устраивала благотворительные ужины для того, чтобы собрать какие-то средства. Гараж-сейл так называемый устраивали — у нас одна женщина этим занималась. Она собирала рубашки, ботинки, картины, игрушки, бижутерию ненужную, пластинки, всякую всячину — и потом это все продавалось. А австралийцы любят посещать такие мероприятия, потому что там можно найти и купить недорого то, что тебе может в хозяйстве пригодиться.

Это все делалось и для того, чтобы собрать средства на Церковь и, может быть, с дальним прицелом, — чтобы обратить внимание людей на нашу общину, чтобы объединить вокруг нее людей.

* * *

Наверное, самое сложное в моем служении там было то, что мы не имели своего храмового здания и своей собственности. Приобрести там здание очень сложно: спонсоров нет, цены на дома очень высокие. Для того чтобы построить храм, необходимо не менее полумиллиона долларов сразу. Это был грустный для меня момент.

И другое: очень трудно там с людьми работать. На мой взгляд, Православие там некий чужеродный элемент. То, о чем мы говорим в Православной Церкви, с чем мы обращаемся в проповеди, наши богослужебные тексты, не имеет практического приложения: там жизнь другая; люди живут там по принципу (как говорил проф. Осипов): «Ищите прежде, во что одеться, обуться и что поесть, а Царствие Божие приложится!»

Там в церкви не говорится то, что говорится у православных — о том, что духовная жизнь — это не просто твое личное переживание, это закон, есть некие правила духовной жизни. Естественно, каждый через себя это пропускает и переживает по-своему. Но, как в обычном физическом мире есть закон физического естества, в духовном мире есть духовный закон. Исполняя этот закон, человек постепенно восходит к Богу.

Христианство в Австралии, прежде всего Католицизм, Англиканская Церковь, как и другие западные Церкви, живут по принципу: можно быть христианином, но совсем не обязательно исполнять заповеди. То есть западное христианство освободило своих христиан от всех заповедей Христовых.

* * *

В далекой стране, где Православие — лишь одна из многих конфессий, у меня сначала возникало ощущение одиночества. Во-первых, в Австралии всего три прихода Московского Патриархата: в Сиднее, Мельбурне и Ньюкасле, причем эти приходы не образуют ни благочиния, ни епархии, но каждый приход самостоятельно подчиняется председателю Отдела внешних церковных связей. Одиночество ощущалось, наверно, еще потому, что город у нас достаточно маленький.

У Зарубежной Церкви епархия маленькая: не больше тридцати приходов, все друг друга знают, можно приехать к епископу или он к тебе приедет, если ты пригласишь, и поможет тебе советом и не только советом. Этот дух братского общения очень мне импонировал.

Когда произошло объединение Московского Патриархата и Русской Зарубежной Церкви, такого одиночества я уже не чувствовал. Если до этого мы просто общались, но служить вместе не могли, то после объединения Церквей мы смогли еще и служить у Престола, причащаться от единой Чаши, быть священниками одной Церкви.

Правда, у некоторых поначалу возникла настороженность относительно объединения, ведь многие не имели должного представления о том, что такое Московский Патриархат, у них были старые представления, что Россия — это Советский Союз, что Церковь в России все-таки еще загнана и не имеет самостоятельности. Несколько священников австралийской епархии Зарубежной Церкви отошли, ушли в раскол.

У эмигрантов эти стереотипы очень сильно выражены. Все русское они зачастую понимали как советское, коммунистическое, им преподавали, что над Церковью осуществляется контроль со стороны властей. И до настоящего времени они себе это представляли так же. Но постепенно сознание людей изменилось. Кто-то ездил в Россию в паломничество, знакомился с церковной жизнью, с людьми здесь, в России, и россияне приезжали в Австралию. А в целом в Австралии очень положительно был воспринят факт объединения Церквей.

Из общения со священниками Русской Зарубежной Церкви я почерпнул важную вещь: они так мягко и снисходительно относятся к людям, выслушивая их, уступая их немощам, понимая их.

Когда произошло объединение, Курская Коренная икона Божией Матери, которая была вывезена русским духовенством, эмигрировавшим за рубеж, и которая является главной святыней Зарубежной Церкви, в тот момент находилась в Австралийской епархии. Владыка Илларион, архиепископ Сиднейский и Австралийско-Новозеландский, объезжал с этой иконой приходы.

Я бы хотел отметить, что наш маленький храм в Ньюкасле стал первым храмом во всей Русской Православной Церкви, в который после подписания Акта о каноническом общении была принесена эта икона. Перед образом был совершен молебен, который возглавил Владыка в сослужении священников Московского Патриархата, Русской Зарубежной Церкви, Сербской Православной Церкви нашего города — и это стало первым совместным богослужением.